Mariana Monteagudo’s fake idols
Эстетитизированная социология и политконсалтинг – не являются ли эти тренды новыми "извращениями" интеллектуальной моды или это и вправду новое слово в искусстве, науке, менеджменте? Артур Вафин поговорил об этом с творцами подобных эклектичных практик, участниками исследовательской арт-лаборатории Vkus Mass – Тов. Вилком и Mr. Seph’ом.
- Начнем с политики?
Тов. Вилк: Политику лучше творить, чем говорить о ней, но давайте попробуем. Будем исходить из того, что наш разговор будет носить практический характер без абстрактных вздутий и иллюзий.
- По-вашему, что есть политика? Компромисс? Конфликт?
Тов. Вилк: Политика - это оборона. Представьте себе полис, общность, некий мiр (через i), вокруг земных и небесных границ которого выставлено силовое поле. Как вокруг средневекового замка вырыты рвы, в которых плавают мутанты-чудища, - по периметру визжат циркулярные пилы. На случай прорыва силового поля и воздушной атаки, с космоса идет защита ракетницами и лазерными пушками. Ракетницы сбивают вражеский объект, а лазеры дожигают осколки, чтобы те не упали на землю и не причинили вреда гражданам.
- Не будет ли это новой Лапутой?
Тов. Вилк: Нет, что вы! Лапута осуществляла экспансию, в "моей" (возьмите это слово в кавычки) утопии сила и власть используются только для обороны. В этом суть настоящей политики.
Сравним некоторые фильмы Тарантино и Родригеса. Насилие в фильмах Тарантино доводит логику "ястребов" до абсурда, насилие в его фильмах - это бессмысленная слепая месть. Чем "бесславный ублюдок", вырезающий свастики на плоти противника, отличается от нациста? У Родригеса иначе, его насилие политично - оборонительно. Особенно это хорошо видно в первой части "От заката до рассвета" (в "Мачете" уже хуже). Помните, когда святой отец отбивается крестом (из бейсбольной биты и ружья) от нечисти, так похожей на упырей из "Вия" Птушко? Политика - это тот круг, который чертит Куравлев в том же "Вие", главное - быть смелее, держать удар, даже если это авиаудар.
- Тем не менее, ваша утопия похожа на тоталитарное государство...
Тов. Вилк: Почему?
- Закрытые границы…
Тов. Вилк: Для граждан границы открыты, они всегда могут покинуть полис.
- А неграждане?
Тов. Вилк: Неграждане - пошлое и некрасивое слово, куда милее друзья и враги. Для друзей "мой" полис всегда открыт, для врагов - нет.
- Кто такие враги?
Тов. Вилк: Те, кого выдумывает политика. (Смеется.) Вы спрашивали про компромисс. Примирение куда важнее компромисса. С врагами надо мириться.
Вспомните, что завещал старик Рольф Герсен: Зло - это то, что принуждает других повиноваться ради своих корыстных интересов. Семена Зла и навоз его питающий следует уничтожать. Как-то так, не помню дословно фразу. Вас ничего не смущает? (Пристально смотрит на меня и Mr. Seph’а – прим. А.В.) А следует ли Зло искоренять, пока оно не нападает? Кто-то сказал: убить всех плохих, а потом заниматься пацифизмом - это абсолютно вредная мысль. Ребята, давайте жить дружно!..
Вот что произошло в 90-е? Свершился чудовищный раскол, отголоски которого до сих пор звучат и в России, и в бывших странах Союза. Спросите об этом нашего белорусского коллегу Seph’а... Я говорю о братоубийственной войне между либералами и сталинистами. Без либерализма современный мир невозможен, но и на историю плевать нельзя. Какой возможен выход? Примирение между либералми и сталинистами, выработка новой идеологии либерал-сталинизма. Ситуацию когда-то мог спасти Дугин - не вышло. С современными лимоновцами не лучше, либерал-сталинистами они не стали.
Mariana Monteagudo’s fake idols
Mr. Seph: В Беларуси сталинизм популярен, но нет либерализма.
- Есть ли какие-то другие идеологические альтернативы примирения?
Тов. Вилк: Если брать более абстрактно, то это фундаментальной альтернативой будут единство и борьба противоположностей Двоицы и Тандема. Но это в России.
Mr. Seph: В Беларуси все немного запутаннее. Беларусы выпали из привычного хода эпох и попали в совсем Новое (Postmodernism) для себя время. Из-за советского вакуума смыслов и идентичностей у беларусов проблемы с репрезентацией. Они ментально не могут себя представить (осознать, осмыслить) в диалоге с Другим, а если представление и есть, то оно всегда должно отражать идеологический старый каток социальной ткани. На этом фоне сталинисты – это люди, которые остались жить в старом времени, в пробирке советского времени, навечно, не осознавая смерти, не вырастая в личность, а либералы – те, кто отражают характер современного времени, упирают на свободу и ее значение. В белорусском контексте примирить сталинистов и либералов – это означает создать условия для прыжка во времени для сталинистов, или создать условия для производства новой социальной реальности, которая как сетка смогла запутать в себе и сталинистов, и либералов. Либералов, к сожалению, опустить во времени уже нельзя. Как и ускорить время для уже изрядно постаревших сталинистов. Жизнь оставила на них следы, которые скреплены результатами необратимых процессов.
- Мы так плавно уходим в проблему сосуществования либералов и сталинистов… Что же, давайте обсудим это. В чем же проблема между сталинистами и либералами в той же Беларуси?
Mr. Seph: В том ли проблема, что и те, и другие хотят жить счастливо и долго? Нет. И сталинисты, и либералы хотят жить достойно и прожить много лет. В чем есть принципиальное несогласие? Сталинское наследие оставило нам понятие гражданского общества и понятие человека, а вместе с ним и весь словарный-словесный аппарат как понимание свободы, Другого, себя, смысла, смысла общества, культуры и т.д. Сталинисты верят в человеческую природу конструирования общественного устройства по сложившимся нормам и представлениям. В чем же здесь беда? В том, что Беларусь как заповедник. Совсем недавно можно было еще увидеть столовые советского типа со всеми атрибутами старого времени: каша, компот, первое, второе, добрая и могучая женщина-пышка на раздаче, длинная очередь. И этот заповедник не имеет собственного ресурса для воспроизводства.
Мир сталинистов вычищен от Я, от самоопределения себя и своих желаний. Мир сталинистов – мир, который уже установили и он отрабатывает по своему плану. Здесь нет свободы совсем, личной свободы, о которой так много и долго говорят либералы. Но что означает эта свобода? Что такое свобода? Сталинисты отказываются от свободы в пользу коллективного. Я есть почти Ничто, Мы есть Все. Для либерала формула иная: Я есть почти Весь мир, Мы есть вторично. Где найти сцепку, которая привязала бы в один мир и индивидуальное, и коллективное? И либералов, и сталинистов? Можно раскрыть безумную слепоту сталинистов, указать на самозначимость жизни каждого человека и его права, так же как убедить либералов, что мы живем в обществе, где личная свобода должна быть соотнесена с коллективным благом.
Беларуский мир своим культурным богатством связывает не-связываемое. Сталинист в старой кепочке "USA", как и либерал в штанах "Коминтерн" – привычное дело. Единственным примирением между сталинистами и либералами может быть разрушение такой несвязности, а значит упор в ментальность и тех, и других. Последовательное разрушение привычного коллективного сталиниста и индивидуальной свободы либерала…
