медиа-альманах
У М Н О Ж Е Н И Е

Vol. 5 Июнь 2010

Заглавная   Идеология   Авторы | Проекты   Выпуски   Коммуникация   Ссылки

Ульрих Хофмайстер

Восприятие русскими своей роли в Средней Азии, 1860-1917

Abstract

There is still no broad agreement about the colonial character of Tsarist rule in Central Asia. One reason for this is the indetermination of the sources. Up until 1917, there are two partly contradicting, but nevertheless intermingled narratives in the Russian discourse on this region: One narrative describes Russian rule in Turkestan as a case of European colonialism, thus trying to share the prestige of the European Great powers, while the other narrative pointed to the differences between Russia and Europe and presented the conquest of Central Asia as part of an age-old organic Russian movement towards the East. In spite of this contrariness, many authors rested on both narratives at the same time. Both arguments are based on the conviction that Russia had an obligation to spread civilization among the peoples of Asia: The "organic" narrative pointed to the Russia's Asian roots and thus derived a special right to civilize the Oriental peoples and to rule over them. But the "colonial" narrative as well referred to the civilizing mission concept: By sharing "the white man's burden" and being engaged in spreading European civilization in Central Asia, Russia's elite strove to prove Russia's belonging to Europe. Therefore for the contemporaries, the colonial perception of Russian rule could easily be integrated into the narrative of Russia's age-old expansion to the East.

Keywords: Russia, Turkestan, "organic" narrative, "colonial" narrative.

Была ли империя Романовых колониальной империей? Этот вопрос не нов, и ответ на него менялся неоднократно в течение двадцатого века. Но вместо очередной попытки "объективного" выяснения характера российского господства в Средней Азии, в данной статье исследуется, как относились к этому вопросу современники в России, и как они воспринимали Российское владычество в Туркестане.

Первый вывод, который можно сделать из анализа русского дискурса о Средней Азии, - это то, что современники вполне сознавали сходство положения России в Туркестане с колониализмом западных держав. Деятели в администрации края так же как и публицисты в Санкт Петербурге и в Москве часто называли Туркестан "нашей колонией" и сравнивали опыт и стратегии России с подходами английских или французских колонизаторов в Индии и Алжире. Они были убеждены, что положение России в Туркестане и Англии в Индии были сопоставимы до такой степени, что Россия могла делать прямые выводы из опыта Англичан [1].

Но кроме таких практических рассуждений, отсылки к опыту англичан и французов имели и другой мотив: ставя Россию в один ряд с западными державами, русские деятели пытались приобщить Россию к престижу этих империй. Это выражается и в знаменитом циркуляре князя Александра Михайловича Горчакова 1864 года, объясняющем среднеазиатскую политику России. В начале Горчаков ставит Россию в ряд "образованных" - то есть европейских - государств:

"Положение России в Средней Азии одинаково с положением всех образованных государств, которые приходят в соприкосновение с народами полудикими, бродячими, без твердой общественной организации" [2].

Дальше Горчаков объясняет, что продвижение России в Среднюю Азию обусловлено исключительно обороной своей территории, и что в условиях Средней Азии, наступательное завоевание является единственным способом защиты от набегов степных кочевников. Для подкрепления этого довода Горчаков ссылается на пример колониальных держав:

"Такова была участь всех государств, поставленных в те же условия. Соединенные Штаты в Америке, Франция в Африке, Голландия в своих колониях, Англия в Ост-Индии - все неизбежно увлекались на путь движения вперед, в котором менее честолюбия, чем крайней необходимости, и где величайшая трудность состоит в умении остановиться" [3].

Пример западных колониальных держав служит Горчакову оправданием действиям России в Средней Азии. Но кроме этого, Горчаков сравнивает политику России с действиями "образованных государств" Европы и Северной Америки, и противопоставляет этим государствам "полудикие" азиатские народы. Таким образом, Горчаков подчеркивает отличие между Россией и ее азиатскими владениями и тем самым подтверждает принадлежность России к Европе.

Но кроме этой "колониальной" реторики существовал и другой нарратив, который я называю "органическим", и который до какой-то степени противоположен "колониальному" нарративу. "Органический" нарратив не делает ударение на колониальный контекст, а рассматривает завоевание Средней Азии в рамках векового продвижения России в Азию, как прямое продолжение свержения монголо-татарского ига [4].

Этому нарративу соответствует и то, что официально Россия никогда не провозглашала себя колониальной империей. Это объясняется, прежде всего, страхом имперской власти проявлений сепаратизма: колониальные владения западных держав воспринимались лишь как временные владения без органической связи к метрополиям. Средняя Азия же считалась неотъемлемой частью Российской империи, которую понадобилось навсегда связать с метрополией.

В "органической" аргументации подчеркивается уникальность роли России. По этому нарративу, азиатское наследство России и продолжительное общение с азиатскими народами имели влияние на характер русских. Поэтому русские описываются как народ, более близкий к восточным культурам, чем остальные европейские народы. Этот довод мы видим, например, в сочинениях военного географа Михаила Ивановича Венюкова. В 1877 году он оценивал завоевание Средней Азии следующим образом:

"Мы идем тут на встречу народам родственным, с которыми сближают нас (сверх общности расы) сходство облика и даже некоторые исторические придания" [5].

В "органическом" нарративе подчеркивалось сродство России и Азии и одновременно отличие России от Европы. В этом отношении, "органический" нарратив находится в противоречии с "колониальным" нарративом, который представляет себе Россию полностью европейским государством. Тем не менее, европейский характер России не отрицался и в "органическом" нарративе. Учитывая огромную культурную дистанцию к местным народам, русские наблюдатели не могли пренебрегать своей европейской идентичностью, так что и в "органическом" нарративе Россию часто сравнивали с западными колониальными империями. Такое соединение "органического" нарратива с элементами "колониальной" аргументации мы видим в статье из "Вестника Европы" 1868 года:

"Внесение европейской цивилизации в Азию - вот великая историческая задача, выпадающая на долю двух великих держав: Англии и России. […] Органическое слияние этого края с Россиею, со временем - вот что должно быть окончательною целью. Что на населении оседлом, городском, слияние это осуществится в период недолговременный […] - это доказывается примером тех татарских городов, которые были присоедины в прежние времена" [6].

В начале автор ставит Россию и Англию в один ряд, называя их двумя великими европейскими державами. Это типично для "колониальной" аргументации. Но потом автор переходит в "органический" нарратив, напоминая опыт России с присоединением татарских городов. Таким образом, автор свободно соединяет эти два нарратива. Так же как многие другие публицисты того времени, он воспринимает эти два нарратива не как противоречивые, а наоборот, для него они даже дополняют друг друга: "органическая" аргументация ставит ударение на историческое происхождение завоевания Средней Азии, то есть на вековое расширение России, тогда как "колониальная" аргументация же выделяет современный контекст, то есть колониализм западных держав.

Несмотря на все противоречия, оба нарратива легко совмещались еще и потому, что они имели общую идеологическую основу. Взглянем на типичный пример "органического" аргумента: Николай Петрович Остроумов, выпускник Казанской духовной академии, который проработал сорок лет в Туркестане и был одним из лучших знатоков местных культур, подчеркивал в 1908 году:

"[…] мягкий характер русского народа, свыкшегося в течение столетий с народами Азии и всей своей историей доказавшего свое назначение вносить культуру в среду соседних азиатских народов" [7].

Остроумов объясняет, что суть долгого общения русских с восточными народами заключается в том, что русские передают Азии культуру. И именно это и является лейтмотивом русского дискурса о Средней Азии: цивилизаторская миссия России в Средней Азии. В "органическом" нарративе, этот сюжет разрабатывался в том виде, что русским приписывалась особенная способность понимать восточные народы, а отсюда и способность цивилизировать их. По "органическому" нарративу, именно эта способность и отличала русских от остальных европейцев. Но мотив цивилизаторской миссии так же встречался в "колониальном" нарративе: дело в том, что Россия не одна претендовала на роль цивилизатора "диких" народностей Азии: понятие цивилизаторской миссии в конце XIX-го века было самое распространенное оправдание колониального владычества европейских держав. Франция, Англия и почти все остальные колониальные державы так же оправдывали свои завоевания тем, что высокий уровень их цивилизации обязывает их к распространению своего влияния на так называемые отсталые народы, чтобы открыть им путь к прогрессу и к цивилизации [8].

Поэтому, неудивительно, что и в России идеологи "колониального" нарратива ссылались на это понятие. Вернемся еще раз к вышеупомянутому отрывку из "Вестника Европы", который мы привели как типичный пример "колониального" нарратива:

"Внесение европейской цивилизации в Азию - вот великая историческая задача, выпадающая на долю двух великих держав: Англии и России" [9].

Мы видим, что и здесь ссылаются на понятие цивилизаторской миссии. Но в "колониальном" нарративе оно употребляется для того, чтобы подтвердить европейский характер России: то, что русский народ совместно с англичанами распространяет европейскую цивилизацию, должно служить лучшим доказательством того, что Россия сама европейская страна.

Итак, понятие цивилизаторской миссии употреблялось и в "колониальном" нарративе, и в "органическом": в первом случае оно должно было потверждать европейский характер России, а во втором случае как раз наоборот уникальность России. Образ Русских как распространители цивилизации на востоке имел для России тройное значение: во перых, это служило оправданием русского господства в Туркестане. Одновременно, то, что Россия распространяет европейскую цивилизацию, должно было доказывать принадлежность России к Европе. И более того, идея цивилизаторской миссии использовалась и для утверждения уникальности русского владычества на востоке.

#

Примечания:

[1] См. напр.: Терентьев М. А. Россия и Англия в Средней Азии. - СПб., 1875. - С. 346; Мaев Н. А. Наше положение в Средней Азии // Материалы для Статистики Туркестанского Края, Т. 3. - 1874. - С. 435.
[2] Цит. по: Татищев С. С. Император Александр Второй: Его жизнь и царствование, Т. II. - М., 1996. - С. 109.
[3] Там же. - С. 109-110.
[4] См. напр.: Завалишин Д. И. По поводу занятия Ташкента // Современная летопись. - 1865. - № 37. - С. 5-6.
[5] Венюков М. И. Поступательное движение России в Средней Азии // Сборник государственных знаний, Т. 3, ред. Безобразов В. П. - СПб., 1877. - С. 60.
[6] А-в Л. Наши дела в Туркестанском крае // Вестник Европы. - 1868. - №. 6. - С. 769, 803.
[7] Остроумов Н. П. Сарты: Этнографические материалы: Общий очерк. - Ташкент, 1908. - С. 94.
[8] Osterhammel J. "The Great Work of Uplifting Mankind": Zivilisierungsmission und Moderne // Zivilisierungsmissionen: Imperiale Weltverbesserung seit dem 18. Jahrhundert, ред. Barth B., Osterhammel J. - Konstanz, 2005. - С. 363-425.
[9] А-в Л. Указ. соч. - С. 769.

Hosted by uCoz